К началу операции «Барбаросса» 6‑я танковая дивизия входила в состав 4‑й танковой группы генерала Э. Гепнера, а последняя, в свою очередь, в состав группы армий «Север». 22 июня танки 6‑й танковой пересекли советскую границу в районе Тильзита (ныне г. Советск Калининградской области) и начали развивать наступление в направлении литовского г. Расейняй.
Дивизия наступала двумя боевыми группами – «Раус» и «Зекедорф», которые 23 июня сумели переправиться через р. Дубисса и занять два плацдарма на её левом берегу. 23 июня в 11.30 части 2‑й танковой дивизии 3‑го механизированного корпуса Красной Армии атаковали плацдарм группы «Зекедорф», ликвидировали его и переправились через Дубиссу. Поначалу нашей дивизии сопутствовал успех. Разгромив подразделения 114‑го моторизованного полка немцев, советские танкисты заняли Расейняй, но вскоре были из него выбиты. В течение 23 июня город четыре раза переходил из рук в руки.
Следует особо отметить, какое впечатление на немецких танкистов из 6‑й дивизии произвели действия тяжёлых танков КВ: «Русские неожиданно контратаковали южный плацдарм в направлении Расейняя. Они смяли 6‑й мотоциклетный батальон, захватили мост и двинулись в направлении города. Чтобы остановить основные силы противника, были введены в действие 114‑й моторизованный полк, два артиллерийских дивизиона и 100 танков 6‑й танковой дивизии. Однако они встретились с батальоном тяжёлых танков неизвестного ранее типа.
Эти танки прошли сквозь пехоту и ворвались на артиллерийские позиции. Снаряды немецких орудий отскакивали от толстой брони танков противника. 100 немецких танков не смогли выдержать бой с 20 дредноутами противника и понесли потери. Чешские танки Pz.35(t) были раздавлены вражескими монстрами. Такая же судьба постигла батарею 150‑мм гаубиц, которая вела огонь до последней минуты. Несмотря на многочисленные попадания, даже с расстояния 200 м гаубицы не смогли повредить ни одного танка. Ситуация была критической. Только 88‑мм зенитки смогли подбить несколько КВ‑1 и заставить остальных отступить в лес».
На следующий день бои возобновились с новой силой. В донесении штаба 4‑й танковой группы от 24 июня говорилось: «Атаки тяжёлых танков и пехоты противника вынудили правый фланг 41‑го танкового корпуса перейти к обороне».
Однако успех 2‑й советской танковой дивизии оказался кратковременным. Она действовала в отрыве от основных сил и вскоре была окружена. 25 июня против неё, помимо 6‑й танковой дивизии, немецкое командование ввело в бой части 1‑й танковой, 36‑й моторизованной и 269‑й пехотной дивизий. В ночь с 25 на 26 июня и всю первую половину дня остатки частей 2‑й танковой прорывались через фронт немецкого окружения. Удалось это немногим, большинство погибло или попало в плен.
Что же касается 6‑й немецкой танковой дивизии, то она совместно с другими соединениями 4‑й танковой группы наступала на Псков и Остров. В июле – августе вела тяжёлые бои под Лугой и на дальних подступах к Ленинграду. К этому времени в результате высокой интенсивности боевых действий из строя только по техническим причинам вышло до 25 % танков дивизии.
17 сентября 1941 года 6‑ю танковую дивизию передали в состав 3‑й танковой группы генерала Гота, наступавшей на Москву. Совершив марш по маршруту Луга – Старая Русса – Великие Луки, дивизия присоединилась к войскам 3‑й танковой группы. Впрочем, есть основания усомниться в достоверности этой информации – вряд ли чешские танки смогли бы выдержать столь протяжённый марш, да ещё по российским дорогам. На этот счёт есть другие сведения, приводимые в чешских источниках в последнее время. Согласно им 6‑я танковая дивизия была переброшена в полосу наступления группы армий «Центр» по железной дороге, что представляется куда более вероятным.
Уже 4 октября танки Pz.35(t) вступили в бой на московском направлении. Спустя три дня подразделения 6‑й танковой дивизии вошли в Вязьму. Затем вместе с остальными соединениями 3‑й танковой группы они наступали на Калинин, стремясь охватить Москву с севера. 14 октября немецкие танки вышли к Волге. В рамках второго этапа наступления на Москву 3‑я танковая группа наносила удар через Клин и Солнечногорск на Дмитров и Яхрому. Накануне наступления – 15 ноября – 11‑й танковый полк 6‑й дивизии и 25‑й танковый полк 7‑й дивизии немцы свели в танковую бригаду «Коль». Такое решение было продиктовано необходимостью создания мощного ударного кулака. Из‑за больших потерь ни 11‑й, ни 25‑й полки по отдельности такого кулака уже собой не представляли. Особенно тяжёлые потери несла 6‑я танковая дивизия, причём по мере усиления морозов выход из строя чешских Pz.35(t) стал особенно частым – замерзала пневматическая система управления трансмиссией.
27 ноября подразделения 6‑й танковой дивизии вошли в Клин, а после наведения моста через канал Москва – Волга двинулись на Дмитров. Правда, движение это оставалось недолгим – уже 29 ноября немцев отбросили обратно за канал.
5 декабря началось контрнаступление советских войск под Москвой. На север от столицы особенно тяжёлые бои в эти дни велись против клинской группировки противника, основу которой составляли дивизии 3‑й танковой группы. Уже в первый день наступления советские лыжные батальоны, поддерживаемые танками, прорвали немецкий фронт на стыке 36‑й и 14‑й моторизованных дивизий и в полдень 7 декабря появились перед штабом генерала Шааля (командира 46‑го танкового корпуса), располагавшимся в семи километрах северо‑восточнее Клина. Офицеры штаба, связные и писари схватились за оружие. Три бронемашины, несколько 20‑мм самоходных зениток и две противотанковые пушки из группы сопровождения штаба корпуса стреляли безостановочно. Генерал Шааль сам залёг за грузовиком и палил из карабина. Вечером с прорванного фронта прибыла потрёпанная рота 14‑й моторизованной дивизии и заняла позиции у деревни Большое Щапово, где находился штаб. Впрочем, уже ночью его перенесли в Клин. К 9 декабря немецкому командованию стало ясно, что советские 1‑я Ударная и 30‑я армии стремятся окружить 3‑ю танковую группу и все прочие немецкие войска, действовавшие на Клинском выступе. Спустя четыре дня Гитлер дал согласие на отвод войск, и немецкие части хлынули назад по единственной не перерезанной советскими войсками дороге – через Клин.
Вот как вспоминает об этом генерал Шааль в своих записках: «Дисциплина начала рушиться. Всё больше и больше солдат пробивалось на запад без оружия, ведя на верёвке телёнка или таща за собой санки с мешками картошки, – они просто брели на запад без командиров. Солдат, погибавших в ходе бомбёжек с воздуха, больше никто не хоронил. Подразделения тыла, часто без офицеров, заполоняли дороги, в то время как боевые части всех родов войск, включая зенитчиков, отчаянно держались до конца на передовой. Целые колонны тылового обеспечения – за исключением тех, где имелось жёсткое руководство, – в страхе стремились в тыл. Части тыла охватил психоз, вероятно, потому, что они в прошлом привыкли лишь к постоянным наступлениям и победам. Без еды, трясущиеся от холода, в полном смятении, солдаты шли на запад. Среди них попадались раненые, которых не смогли вовремя отправить в тыл. Экипажи самодвижущейся техники, не желая ждать на открытых местах, когда на дорогах рассосутся пробки, просто уходили в ближайшие сёла. Такого трудного времени на долю танкового корпуса ещё не выпадало».
Клин был потерян. Фронт 3‑й танковой группы выпрямился. Танковое остриё, нацеленное на Москву с севера, расплющилось. Живая сила и остатки техники немецких дивизий, в том числе и несколько Pz.35(t) 6‑й танковой, отошли на 90 км и заняли позиции по р. Лама. В январе 1942‑го они воевали уже в районе Зубцова и Ржева в составе 9‑й полевой армии генерала Моделя. В этих боях 6‑я танковая дивизия потеряла свои последние танки – её солдаты переквалифицировались в пехотинцев и лыжников. После того как фронт в этом районе стабилизировался, дивизию вывели в тыл, где и перевооружили боевыми машинами немецкого производства. На вооружении частей первой линии Pz.35(t) больше не состояли и использовались в полицейских и охранных дивизиях на оккупированных территориях.
